Волк по имени Зайка (СИ) - Страница 107


К оглавлению

107

Шакр помотал головой.

— Так… это надо переварить. Пойду я…

— С утра поговорим.

Шакр распрощался и ушел, а мы с Колином переглянулись — и он потянул меня в коридор. Я едва успела захватить свой мешочек с порошком.

Мать Колина лежала в покоях Ройла на широкой кровати. Рядом с ней сидела служанка, которая дернулась и подскочила, когда мы вошли.

— Как она?

Опущенные глаза были ответом.

— Выйди, — распорядился Колин. Я же, не теряя времени, подошла к кровати.

М–да…

Если это не конец, то куда еще страшней?

Женщина была истощена до предела, синяки были на лице, на шее… да на всех местах темнели синяки, а то, что было спрятано под легким покрывалом, наверняка выглядело не лучше. И она вся горела, это я чувствовала в ее запахе.

Болезнь гнездилась внутри нее — и без моей помощи она не оправится. Это я поняла сразу, меня хорошо учили. Только вот… боюсь, что и корня жив–травы мало будет.

Она не оборотень. Я бы оправилась от такой болезни, да, мне было бы плохо и больно, но я бы оправилась. А вот она…

Колин не может ее потерять.

Даже не так. Я могу ему помочь. Если я этого не сделаю, я себе никогда не прощу. Я вздохнула.

— Колин, ты поможешь мне?

— Да. Что надо делать?

— Она далеко ушла. Мы бы оправились от такого, но вы… вы — нет. Вы слишком хрупкие.

— Она умрет?

Столько отчаяния в синих глазах Колина я никогда не видела. Почесала кончик носа.

— Я… есть один способ.

— Какой!?

— У тебя есть нож?

— Д–да… зачем?

— И какая‑нибудь чашка.

— Тут есть, только она с отваром.

— Давай.

Отвар я, по человеческой традиции, выплеснула за окно, а чашку принялась тщательно вытирать. Сначала простыней, потом подолом платья. Постирается, а мне сейчас она чистой нужна. Воды‑то в комнате больной нет, только отвар, который, кстати, воняет смесью снотворного и слабительного. И кой идиот решил сочетать эти компоненты?

Наконец я обнюхала чашку, признала ее достаточно сухой — и вытянула руку.

— Режь.

— Зая?

— Кровь оборотня обладает целительными свойствами. Сейчас нам придется напоить ее…

— Кровью?

— Не совсем.

Я щедро насыпала порошка на дно чашки и зажмурилась.

— Не люблю боль. Режь. Колин, пожалуйста.

— А воды…

— Колин!

Лезвие скользнуло по руке — и кровь закапала в чашку, растворяя порошок.

— Скажи, когда будет половина чашки, ладно?

— Ладно…

Голос у Колина был сдавленным — его это занятие тоже нервировало.

— Все…

Я вздохнула, открыла глаза и принялась зализывать ранку. Вот так.

Не то, чтобы я боялась крови, но когда она течет из тебя, да еще медленно… неприятно как‑то.

— Теперь ее надо этим напоить, пока кровь теплая.

Вот теперь растерялся Колин. Я мягко отстранила его и принялась за дело сама. Взяла ложку, приподняла женщине голову и принялась размешивать и вливать ей в рот буквально по капле лекарства. Одну за другой, одну за другой…

Эффекта пока не было, но я знала, что там, внутри, уже оживилась кровь, тело получило силы, которых ему так не хватало и принялось бороться с болезнью…

— У нее нет переломов?

— Вроде как нет.

— С остальным справимся.

— Зай, а ваша кровь…

— Колин, мы не просто так прячемся. Наша кровь — целебная. Не все об этом знают, но уж больно велико искушение держать нас в клетках и доить, как коров.

— Твари!

Я кивнула и продолжила свое дело. Вскоре чашка опустела.

— Давай останемся здесь на ночь, приглядим за ней…

— Я не возражаю. И вообще хочу вас познакомить, как только она очнется.

— Ой…

— Ты боишься? Не надо. Она тебя обязательно полюбит….

— Не сомневаюсь. А что мы будем обо мне говорить?

— Мы сейчас все тщательно продумаем. И… Заюшка, только не обижайся?

— На что?

— Нам придется изменить твое имя.

— Почему?

— Потому что человеческих девушек тоже зовут зайками, кошечками, рыбками и птичками, но — неофициально. Это прозвища, а не основное имя.

— А как имя — не….?

— Прости… Давай мы тебе придумаем красивое имя?

— Придумай!

Мне эта идея даже понравилась.

Оборотень Зайка?

Ее больше нет. Она была слабой, несчастной, считала себя хуже всех, ей изменил жених — в этой жизни все будет иначе. И пусть старое имя останется прозвищем, а звать меня будут иначе. Только как?

— Я уже подумал над этим.

— И не сказал мне?

— Ну вот же, говорю.

— И как меня будут звать?

— Азалия. Сокращенно — Зая. Нравится?

Я подумала.

Пожалуй, что и нравилось. В нем было достаточно созвучного со старым именем, и в то же время — много нового и обещающе интересного.

— Нравится. А тебе?

— Ты мне вообще безумно нравишься. — Колин привлек меня к себе и крепко поцеловал. — Ты у меня замечательная.

Я улыбнулась.

Именно так.

Я. У него. И он первый, кто меня заметил.

— Я тебя тоже люблю.

Колин.

Мама очнулась под утро. Открыла глаза, попросила пить.

К тому времени я уже приказал принести кувшин с водой — и принялся поить ее. Глаза мамы остановились на моем лице.

— Коли… Родной мой, ты…

— Мам, послушай меня. Я дома. Ты тоже. Рыло в темнице, ждет королевского суда.

— А…

— А вот умирать тебе никак нельзя. Мы с Заюшкой еще детей планируем — не меньше пяти.

— Пяти?

— Э…. а сколько? — искренне озадачился я.

107